Я ставлю телефон так, чтобы на видеозаписи было видно лицо специалистки, согласившейся на авантюру Полины.

— Теперь я хочу знать, что с Димой.

— Дима болен. Но не так серьезно….

— Ты себя сейчас закапываешь, Ермолаева! — взвизгивает Полина.

— Лучше я расскажу все бывшему, которого ты хотела обуть, чем лишусь всего. Не надо было заводить это! — так же ругливо отвечает ей.

— К делу! Потом будете ссориться, — пресекаю сих споры.

— Сын Полины заболел. Глава семейства отправил мальчика на обследования. Так и выяснилось, что Дима не может быть сыном мужа Полины. В семье сразу разразился скандал, он ушел из семьи…

— Я была уверена, что это его сын! Для меня стало ударом его предательство.

— Вот как? И ты решила обмануть меня? Да как у тебя язык повернулся сказать, что твой сын болен смертельно.

— Диме, действительно требуется непростое лечение. Но это не то заболевание, о котором мы говорили. Оно не требует серьезного вмешательства и… рождения другого ребенка.

— И как ты собиралась мне это объяснять? Позднее. Как, Полина?

Она нервно дергает плечами.

— Иногда лечение приносит результаты раньше, чем ожидалось. Иногда помогает чудо.

— Я не хотела участвовать в подлоге, но Полина меня шантажировала. Я вынуждена была выдать результаты другого ребенка за результаты Димы и надеялась, что скоро этот кошмар закончится. Но Полина… Она просто не знает границ! Я уже совсем запуталась. Я не хочу больше в этом участвовать. Не хочу! — со слезами оправдывается Ермолаева.

— Результаты теста на отцовство, — напоминаю врачу.

— Это твой сын! — вставляет свои слова Полина. — Диме все равно требуется медицинская помощь и дорогостоящее лечение.

— То есть тебе нужен мой кошелек! — подвожу итог и снова требовательно смотрю на врача. — Результаты! — напоминаю.

— Минуту. Мне нужно войти в систему…

Ермолаева спешно бросается исполнять просьбу, распечатывает лист и дает его мне. Пальцы дрожат, лист бумаги трясется.

— Что здесь написано? Степень родства… Что это значит? Я тест на отцовство делал.

Во мне все-таки было место мыслям о том, что хоть что-то в Полине осталось настощего от той прежней девушки, в которую я когда-то был влюблен.

Но…

— У вас и Димы высокая степень родства. Эти маркеры показывают, что вы родственники.

— Но не отец, — откидываюсь на кресло и смотрю на Полину. — Ты только что клялась, что Дима — мой сын. Как ты объяснишь это?

— Я до последнего момента была уверена, что Дима — твой сын.

— Не слишком ли много уверенностей? То уверена, что отец — твой бывший муж, потом мне об уверенности говоришь. Скажи честно, сколько мужчин в то время побывало в твоей постели?

— Твой сарказм неуместен, Артем. Дима тебе не чужой ребенок…

— Не чужой, но и не сын, — думаю, другие лаборатории выдадут тот же самый вариант.

Дима не мой сын. Но родственник.

Сильно на меня похож.

Черт побери!

Как мне не пришло это в голову раньше.

— Ты… с Денисом переспала?!

Глава 33

Глава 33

Он

Врач Ермолаева переводит взгляд с меня на Полину и обратно, потом падает на кресло и начинает смеяться, прикрываясь листом бумаги. Мне кажется, у нее это нервное. Слишком похоже на истерику.

— Поль, а ты не меняешься! — смеется она. — Все с члена на член… Повыгоднее! С члена на член, мужиков меняешь!

Лицо Полины меняется. На нем проступает злость, агрессия, как у ядовитой гадюки. Я в этот момент окончательно прозреваю: как я мог не заметить этого в ней раньше. Вернее, замечал, знал, а потом немного увяз в быту, устал от ссор, от мелких неурядиц, от нависшего над нашей семьей вопроса отсутствия детей. Накрученный до невозможности, я стал легкой добычей Полины, потерявшей содержание в лице обманутого мужа. Он-то с ней церемониться не стал. быстро отвесил пинок под зад алчной охотнице за толстым кошельком и чужого ребенка содержать не стал.

Разозлившись, Полина бросается на свою подружку, и цепляется ей пальцами в волосы. Ермолаева отвечает ей тем же.

Я в шоке смотрю на бабскую драку: бывшие подруги, и, как я теперь понимаю, шлюшки, таскают друг друга за волосы, визжат и матерятся.

Отвратительная сцена. Ужасно мерзкая, низкая.

У меня просто слов нет.

Нет ничего хуже чем драка двух склочных баб, и эти две кумушки именно такие — алчные лгуньи.

Я не стал мараться, пытаясь их разнять, вызвал охрану. Только двум широкоплечим мужчинам оказалось под силу разнять бывших подружек.

— Разошлись! Живо… — командую негромко.

Разглядываю кумушек — они выглядят как помесь общипанной курицы и драной кошки. Прически растрепанные, на полу валяются волосы, вырванные целыми пучками. У Полины разбитая губа, у Ермолаевой кровавая царапина тянется через все лицо и глаз сильно заплыл.

— Красотки. С одной помойки. Ты о сыне думаешь, шалава? Или только о том, чтобы свою манду в тепле и сытости держать? — уточняю я. — А ты… Клятву Гиппократа давала? Или как? У меня слов нет, даже плевка на вас жалко, б…

Тру лицо. В глубине души я даже рад, что Аня всей этой помойки не коснулась. Моя девочка… Любимая, хорошая, чистая моя.

Как вспомню ее приход в больницу — я тогда разозлился, а она… просто от всей души пожалела Полину и хотела как лучше.

Снова на меня накатывает сожалением, в грудной клетке на места сердца — камень, нутро леденеет от ужаса: на что я ее променял?

Как мог быть ослеплен? Кретин!

Что, если ничего не исправить?

От этой мысли меня накрывает ужасом, словно я под могильной плитой заживо похоронен оказался и не могу выбраться из-под нее.

С трудом стряхиваю негативные мысли.

— Денис в курсе?

Полина вполголоса переругивается с Ермолаевой, продолжая осыпать ее гадостями. Бывшая подруга в ответ скалится.

— Эй, — треплю гадину по щеке. — Ты с братом моим трахалась. Так? Денис в курсе, что ты от него залетела?!

— Нет!

— Но ты все поняла, так?

С трудом держу руку на ее лице, пальцы крепко обхватили подбородок, скользкий от капель крови и пота со слюной.

— Ты все поняла, когда увидела эти анализы. Увидела и продолжила играть свой мерзкий спектакль. Почему же Денису не рассказала?

— Потому что… Какой от него прок? Он сам не прочь устроиться в теплое место. Ненадежный. Только для веселья сгодится…

— Видно, вы здорово повеселились.

— Это была ошибка.

— Я уже это слышал.

Брезгливо отдернув руку, я вытираю ладонь о бумажную салфетку, силясь подобрать слова. Но они ускользают, в голове только хаос. Мысли мятежные, темные. На ум мне ничего хорошего не приходит.

Увижу брата — дай боже мне сил и терпения удержаться от убийства!

И под толщей злости, раздражения и искреннего непонимания: как так можно, в голове крутится мысль: черт побери, как быть с Димой?

Нельзя оставлять мальчишку с этой чокнутой! Нельзя…

Сегодня она его в больницах маринует, анализы подделывает, чтобы обеспечить себе безбедное существование, а завтра — что? Насильно лекарствами начнет пичкать? Руку или ногу сломает? Под автомобиль незаметно толкнет, чтобы на волне жалости как можно больше денег срубить?!

Это не мать, это тварь, самая настоящая!

Диме просто небезопасно с ней находиться.

И есть ли надежда, что Денис за ум возьмется и мальчишку признает?

Голова моя сейчас взорвется от обилия дурных мыслей и тревоги.

Так не хватает глотка свежего воздуха, чего-то приятного…

Выхожу покурить на улицу, звоню юриста, обрисовываю ситуацию, прошу заняться немедленно.

— Сил и времени будет потрачено немало.

— Бери в помощники столько людей, сколько возможно.

— Дело получится резонансным, — предупреждает юрист. — Я проконсультируюсь с коллегами, здесь несколько областей права затронуты.

— Делай все, что в твоих силах, Семен. Я не желаю оставлять мальчишку в лапах этой гадины.